Зеркало русского индуизма
Неизвестный Лев Толстой

Москва, издательство
«София», 2006 г.

От автора

За десять лет, прошедших со времени написания данной книги, автору было задано немало вопросов, связанных, преимущественно, с ее названием, — когда она впервые увидела свет, ее обложку украшала вводящая в заблуждение надпись «Толстой и Индия». Так решили издатели, считавшие, что современному читательскому контингенту иллюзия на приснопамятную статью Ленина будет непонятной. Я лучшего мнения о своих читателях. К тому же сравнение Толстого с зеркалом не является прерогативой вождя коммунистов (о том, что Лев Николаевич «поставил себя зеркалом перед миром», писал, в частности, Вячеслав Иванов). В связи с этим, а также благодаря либеральному отношению издательства «София» к публикуемым авторам, книге возвращено изначальное, более подобающее ей, название.

При подготовке к переизданию текст был не только избавлен от ряда ошибок и опечаток, но и дополнен. Например, раздел «Индийские изречения» в философских сборниках Толстого расширился за счет включения в него переведенных Л. Н. Толстым афоризмов южноиндийского классика Тируваллювара. Вместе с тем специфика подобранного материала способна создать иллюзию осуществления мечты Бориса Гребенщикова:

Верю я, что сбудется предвестье,
мной предвосхищенное в мечтах,
и пройдет по тихому предместью
Лев Толстой в оранжевых портах.

Однако хотя в некоторых отношениях Толстой, как не без оснований утверждал Николай Бердяев, «был индусом», есть доля истины и мнении Ромена Роллана: «Он ничем не напоминал мистиков индусского толка, для которых достаточно состояния экстаза». Действительно, будучи вполне самостоятельным мыслителем, Лев Толстой отличался от облаченного в шафран индийского санньясина (монаха-индуиста) не только цветом одежды. По словам Викентия Вересаева, «как всякий живой человек, Толстой не укладывается ни в какие определенные рамки. Кто он? Писатель-художник? Пророк новой религии? Борец с неправдами жизни? Педагог? Спортсмен? Сельский хозяин? Образцовый семьянин? Ничего из этого в отдельности, но все это вместе и, кроме того, еще много, много другого».

Следует лишь отметить, что в Льве Толстом просматривается истинно живой (а не «всякий») человек, подобный «Иисусу живому», предоставляющему «мертвым хоронить своих мертвецов». Максим Горький, восхищавшийся старшим коллегой по писательскому цеху, однажды воскликнул: «Вижу, как много жизни обнял этот человек, какой он, не по-человечьи, умный и — жуткий».

Благодарю всех, не побоявшихся прочесть эту книгу.